многоликость любви в лирике Цветаевой
Ответы
«Каждый стих — дитя любви...»
М. Цветаева
Редкий поэт обладал такой цельностью и абсолютным сходством со своими стихами, как Марина Цветаева. Мало кто умел и умеет сохранить максимализм, который принято называть юношеским, всю жизнь: так неумело, нелепо, вызывающе с точки зрения, обывателя жить и так блестяще, щедро, плодотворно писать. И при всем несходстве юных стихов и стихов зрелых от первой до последней строки лирика Цветаевой пронизана напряжением, энергией в отношений к миру и человеку, ко всему, что происходит внутри себя. Форма — иная, безудержность — та же. Вот и найдено слово. В ранних стихах Марины Цветаевой многолика не любовь, многолика сама она.
Вглядимся в фотографии юной Марины. Какое несходство! Крупная, причесанная гладко девочка в очках рядом с отцом (1909), коктебельский сорванец в шароварах и тюбетейке (1911), мечтательная юная дама с кольцами на смуглых пальцах (знаменитые цветаевские серебряные «кольцы») — это уже 1913 год. А дальше — чёлка, сигарета, и всё большая резкость черт, и насмешливая зоркость взгляда — куда угодно, только не в объектив фотоаппарата... В ранней лирике Цветаевой словно бы отразился поиск облика, поиск внешней оболочки для выплескивающейся души:
«Кто создан из камня, кто создан из глины, —
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело — измена, мне имя — Марина,
Я — бренная пена морская».
И в любовных стихах Цветаева предстаёт то юной тарусской барышней — тургеневской или, вернее, бунинской:
«Не целуй! Скажу тебе, как другу:
Целовать не надо у Оки!
Почему по скошенному лугу
Не помчаться наперегонки?»