Стихотворение Н. С. Гумилева "Заблудившийся трамвай"
3. На какие детали обращает внимание читатель, какова их функция?
Ответы
3. На какие детали обращает внимание читатель, какова их функция?
- Нищий старик, — конечно тот самый, / Что умер в Бейруте год назад. Появление мертвеца настораживает не только читателя, но и героя: он сразу задается тревожным вопросом: "Где я?". Сюжет получает новое направление развития.
- Вывеска… кровью налитые буквы тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают. У читателя возникают ассоциации с головой ассирийского полководца Олоферна, убитого Юдифью, чтобы спасти свой родной город, и Иоанна Предтечи, пострадавшего за обличение грехов правителей. А поэт, видимо, имел в виду, что это обычное явление – человеческие жертвы на темном пути. И свою срезанную голову лирический герой воспринимает в порядке вещей. Гумилев обращает внимание читателя на несоответствие лозунга (вывески "зеленная") и фактического кровавого содержания.
- В красной рубашке, с лицом, как вымя. Колоритная фигура палача в красном намекает на красный цвет крови и знамени и многоликость толпы под ним.
- А в переулке забор дощатый, / Дом в три окна и серый газон…Читателя удивляет бедность пейзажа, который запомнился лирическому герою так, что он непременно хочет выйти, хотя его обитательницы уже там нет. Автор подчеркивает, что внешнее - не главное, ему запомнилось, что там пели.
- Машенька в светлице ткала ковёр жениху – читатель понимает, что здесь не современная девушка.
- Я же с напудренною косой шёл представляться Императрице. Значит, догадка читателя о том, что трамвай заблудился не только в пространстве, но и во времени, верна.
- Зоологический сад планет. Метафора требует от читателя осмысления. На ум приходят гороскопы и карта звездного неба. Образная картина поддерживает мысль героя о свете и свободе, идущих от неба.
- Всадника длань в железной перчатке / И два копыта его коня говорят, что трамвай вернулся в Петербург. Автор, выделяя только эти детали памятника, предупреждает читателя об опасности.
- Верной твердынею православья врезан Исакий в вышине. Это, понимает читатель, последний оплот.
- отслужу молебен о здравьи Машеньки и панихиду по мне. Этот оксюморон (молебен о здравии умершей и панихида о себе!) заставляет читателя задуматься об уроках заблудившегося трамвая, о вечной жизни и недолговечности земной.
Н.Гумилев.
Заблудившийся трамвай
Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы, —
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей тёмной, крылатой,
Он заблудился в бездне времён…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.
Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трём мостам.
И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.
Где я? Так томно и так тревожно
Сердце моё стучит в ответ:
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?
Вывеска… кровью налитые буквы
Гласят — зеленная, — знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мёртвые головы продают.
В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковёр ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла!
Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шёл представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.
Понял теперь я: наша свобода —
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.
И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.
1919 г.