Question

Сожмите изложение на 25 процентов





   Григорий потерял счет
томительно тянувшимся дням. До октября он кое-как прожил в лесу, но когда
начались осенние дожди, а затем холода - с новой и неожиданной силой проснулась
в нем тоска по детям, по родному хутору...

   Чтобы как-нибудь убить
время, он целыми днями сидел на нарах, вырезывал из дерева ложки,
выдалбливал  миски,  искусно  мастерил  из 
мягких  пород игрушечные фигурки людей и животных. Он старался ни о чем не
думать  и  не давать дороги к сердцу ядовитой тоске. Днем это ему
удавалось, но длинными зимними ночами тоска воспоминаний одолевала его. Он
подолгу  ворочался  на нарах и не мог заснуть. Днем никто из жильцов
землянки не слышал  от  него ни слова жалобы, но по ночам он 
часто  просыпался,  вздрагивая,  проводил рукою по лицу - щеки
его и отросшая за полгода густая борода были мокры от слез.

   Ему часто снились дети,
Аксинья, мать и все остальные близкие, кого уже не было в живых. Вся жизнь
Григория была в  прошлом,  а  прошлое  казалось недолгим 
и  тяжким  сном.  "Походить  бы  ишо 
раз  по   родным   местам, покрасоваться на детишек,
тогда можно бы и помирать", - часто думал он.

   На провесне как-то днем
неожиданно заявился Чумаков.  Он  был  мокр  по пояс,
но  по-прежнему  бодр  и  суетлив.  Высушив 
одежду  возле  печурки, обогревшись, подсел к Григорию на нары.

   - Погуляли же мы, Мелехов,
с той поры, как ты от  нас  отбился!  И  под Астраханью
были, и в калмыцких степях... Поглядели на белый  свет!  А  что
крови чужой пролили - счету нету. У Якова Ефимыча жену  взяли 
заложницей, имущество забрали, ну,  он  и  остервенился, 
приказал  рубить  всех,  кто Советской власти служит. И зачали
рубить всех подряд: и учителей, и разных там фельдшеров, и агрономов... Черт те
кого только не рубили!  А  зараз  - кончили и нас, совсем, -
сказал он, вздыхая и все еще ежась от  озноба.  - Первый раз разбили
нас под Тишанской, а неделю назад - под Соломным. Ночью окружили с трех сторон,
оставили один ход на бугор, а там снегу -  лошадям по пузо... С рассветом
вдарили из пулеметов, и  началось...  Всех  посекли пулеметами.
Я да сынишка Фомина - только двое и  спаслись.  Он,  Фомин-то,
Давыдку своего с собой возил с самой осени. Погиб и сам Яков Ефимыч...  На
моих глазах погиб. Первая  пуля  попала  ему  в 
ногу,  перебила  коленную чашечку, вторая - в голову,
наосклизь.  До  трех  раз  падал  он  с 
коня. Остановимся, подымем, посадим в седло,  а  он 
проскачет  трошки  и  опять упадет. Третья пуля нашла его,
ударила в бок... Тут  уж  мы  его  бросили. Отскакал я на
сотейник, оглянулся, а его уже лежачего двое конных  шашками полосуют...

Answer 1

 Григорий потерял счет дням. Осенью 
в нем проснулась тоска по детям, по родному хутору...
 Чтобы  убить время, он  сидел на нарах, вырезывал из дерева ложки, выдалбливал  миски,  искусно  мастерил  из 
мягких  пород игрушечные фигурки людей и животных. Он старался  не тосковать. Днем это ему удавалось, но по ночам  не мог заснуть, часто 
  просыпался,  щеки его и отросшая за полгода густая борода были мокры от слез. Ему часто снились дети, Аксинья, мать и все 
близкие, кого уже не было в живых. Вся жизнь Григория была в  прошлом,  а  прошлое  казалось недолгим и  тяжким  сном.  "Походить  бы  ишо 
раз  по   родным   местам, покрасоваться на детишек,
тогда можно бы и помирать", - часто думал он.

   На провесне как-то днем
неожиданно заявился Чумаков.  Он  был  мокр  по пояс,
но  по-прежнему  бодр  и  суетлив.  Высушив 
одежду  возле  печурки, обогревшись, подсел к Григорию на нары.

   - Погуляли же мы, Мелехов,
с той поры, как ты от  нас  отбился!  И  под Астраханью
были, и в калмыцких степях... Поглядели на белый  свет!  А  что
крови чужой пролили - счету нету. У Якова Ефимыча жену  взяли 
заложницей, имущество забрали, ну,  он  и  остервенился, 
приказал  рубить  всех,  кто Советской власти служит. И зачали
рубить всех подряд: и учителей, и разных там фельдшеров, и агрономов... Черт те
кого только не рубили!  А  зараз  - кончили и нас, совсем, -
сказал он, вздыхая и все еще ежась от  озноба.  - Первый раз разбили
нас под Тишанской, а неделю назад - под Соломным. Ночью окружили с трех сторон,
оставили один ход на бугор, а там снегу -  лошадям по пузо... С рассветом
вдарили из пулеметов, и  началось...  Всех  посекли пулеметами.
Я да сынишка Фомина - только двое и  спаслись.  Он,  Фомин-то,
Давыдку своего с собой возил с самой осени. Погиб и сам Яков Ефимыч...  На
моих глазах погиб. Первая  пуля  попала  ему  в 
ногу,  перебила  коленную чашечку, вторая - в голову,
наосклизь.  До  трех  раз  падал  он  с 
коня. Остановимся, подымем, посадим в седло,  а  он 
проскачет  трошки  и  опять упадет. Третья пуля нашла его,
ударила в бок... Тут  уж  мы  его  бросили. Отскакал я на
сотейник, оглянулся, а его уже лежачего двое конных  шашками полосуют...