напешы творческую работу на одну предложенных тем. с использованием эмоцианално-окрашенную лексики,эпитетов,сравнений, фразеологизмов и олецитворений

Ответы
Ответ:Никто не забыт, ничто не забыто
Страдания ленинградцев, трагизм блокады был запретной темой. В письмах Ольги Берггольц есть упоминание о том, что еще в сороковых годах ее попросили не выступать в Москве с рассказом о тысячах голодающих ленинградцев. Ее слова «Никто не забыт, ничто не забыто», высеченные на Пискаревском кладбище, были присвоены казенной идеологией, чтобы прикрыть холодное равнодушие. Никогда на торжественных заседаниях не поминали погибших в блокаду. Никто из руководителей партии не произнес доброго слова в их память. Не позволялось оплакивать неисчислимые потери, даже называть их.
Впервые эта фраза была употреблена в стихотворении Ольги Берггольц, написанном в 1959 году, как принято считать по официальной версии, для мемориальной стены на Пискарёвском кладбище в Ленинграде, где похоронены многие жертвы Ленинградской блокады. Алесь Адамович, Даниил Гранин, а вслед за ними Борис Поюровский и Соломон Волков изложили альтернативную версию происхождения фразы, в скрытый контекст которой Берггольц, сама пострадавшая от режима, иносказательно вложила тайный смысл, подразумевающий не только ленинградцев, обречённых сталинским режимом на голодную смерть в годы войны, но и вообще жертв сталинского террора в целом:[3][4][5]
Поэзия Берггольц была официально провозглашена реквиемом лишь по погибшим от немецкой осады, но являлась в то же время скрытым поминальным плачем по жертвам сталинской машины террора.
В этом Волков видит глубокое сходство с Седьмой симфонией Шостаковича, так же написанной опальным композитором в блокадном Ленинграде[5]. В качестве косвенного подтверждения этого так же указывают то, что Ольга Берггольц не подписалась под высеченными словами «Никто не забыт и ничто не забыто».[6]
Ленинградский диссидент Юрий Ветохин, чьи родители погибли в блокадную зиму 1941—42 гг. от голода, а сам он полуживым 13-летним подростком был вывезен из города по льду Ладожского озера своим дядей, описывая в конце 1970-х гг. перспективы краха коммунизма отмечал, что «блокадный голод и смерть сотен тысяч ленинградцев были выгодны Кремлю, так как принесли ему моральный капитал», предлагая сделать лозунг «Никто не забыт и ничто не забыто!» официальным лозунгом для расследования преступлений коммунистического режима и реабилитации их жертв после восстановления в России русской национальной власти и православия:[7]
Будущее устройство России должно основываться на принципе: «Никто не забыт и ничто не забыто!» Это значит, что люди, пострадавшие от коммунизма и не сотрудничавшие с ним впоследствии, или их наследники, если они тоже не сотрудничали с коммунистами, должны получить государственную помощь и поддержку. Особенно это касается бывших политических заключенных, которые должны получить компенсацию и пенсию. Нельзя допустить, чтобы люди, потерявшие здоровье в борьбе с коммунизмом, влачили бы жалкое существование из-за недостатка средств. Средства на все эти цели можно получить за счет конфискации имущества у коммунистов и за счет неоплачиваемой принудительной работы коммунистических преступников.
Разумеется, ничего подобного после 1991 года не произошло.
В дальнейшем риторическая формула Берггольц получила широкую популярность: многие воспринимают её как крылатую фразу[8]. Так, по словам Президента Республики Татарстан Р. Минниханова:
Ставшие крылатыми слова «Никто не забыт, ничто не забыто!» являются для нас незыблемым нравственным законом, мерилом всего нашего общественного бытия[9].
Цитата из Ольги Берггольц стала названием для многих мемориальных проектов, связанных с памятью о Великой Отечественной войне[10]. В то же время эта строчка стала и самым известным произведением самой Ольги Берггольц[11].
Объяснение: