Предмет: Психология, автор: dianahakimova47

РЕШИТЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКУЮ ЗАДАЧУ
ДАМ 25 БАЛЛОВ

Приложения:

MadinaMustafina: в первом задании есть два противоречивых показателя уверенность/неуверенность , стеснение/любовь к выступлениям на публику, мысль что главная роль это самая крутая, не понимая ее сложности и большой ответственности
MadinaMustafina: 2 Сережа понимает что его папа -хулиган и поступает плохо Сережа не хочет чтобы кто-то знал об этом боясь неловкого внимания и хочет чтобы его отец не пил
MadinaMustafina: просто пишу сюда потому что я хочу чтобы кто нибудь ответил более объемно, понятно, и структуированнее
dianahakimova47: Спасибо вам большое

Ответы

Автор ответа: Sergalinurai
0

Ответ:

В первом задании есть два противоречивых показателя уверенность/неуверенность , стеснение/любовь к выступлениям на публику, мысль что главная роль это самая крутая, не понимая ее сложности и большой ответственности

2 Сережа понимает что его папа -хулиган и поступает плохо Сережа не хочет чтобы кто-то знал об этом боясь неловкого внимания и хочет чтобы его отец не пил

просто пишу сюда потому что я хочу чтобы кто нибудь ответил более объемно, понятно, и структуированнее

Объяснение:


MadinaMustafina: умные не должны копировать чужой ответ, доченька) хахах
Похожие вопросы
Предмет: Русский язык, автор: dozur
СРОЧНО ОПРЕДЕЛИТЕ ПРОБЛЕМУ ТЕКСТА :
Для всякого убежденного и желающего убеждать писателя (а именно только такого я имею в виду) вопрос о том, есть ли у него читатель, где он и как к нему относится, есть вопрос далеко не праздный.

Читатель представляет собой тот устой, на котором всецело зиждется деятельность писателя; он — единственный объект, ради которого горит писательская мысль. Убежденность писателя питается исключительно уверенностью в восприимчивости читателей, и там, где этого условия не существует, литературная деятельность представляет собой не что иное, как беспредельное поле, поросшее волчецом, на обнаженном пространстве которого бесцельно раздается голос, вопиющий в пустыне.

Ежели в стране уже образовалась восприимчивая читательская среда, способная не только прислушиваться к трепетаниям человеческой мысли, но и свободно выражать свою восприимчивость, — писатель чувствует себя бодрым и сильным. Но он глубоко несчастлив там, где масса читателей представляет собой бродячее человеческое стадо, мятущееся под игом давлений внешнего свойства. Даже при уверенности, что в этой массе немало найдется сердец, несущихся навстречу писателю, это только усугубляет скорбь последнего. Он вдвое



несчастлив: и за себя, и за те преданные сердца, которым горение их ничего не может дать, кроме сознания темного и безвыходного порабощения.
поэт в справедливом сознании светозарности совершаемого им подвига мысли имел полное право воскликнуть что он глаголом жжет сердца людей ;но при данных условиях слова эти были только отвлеченной истиной, близкой к самообольщению. Когда окрест царит глубокая ночь, — та ночь, которую никакой свет не в силах объять, тогда не может быть места для торжества живого слова. Сердца горят, но огонь их не проницает сквозь густоту мрака; сердца бьются, но биение их не слышно сквозь толщу желез. До тех пор, пока не установилось прямого общения между читателем и писателем, последний не может считать себя исполнившим свое призвание. Могучий — он бессилен; властитель дум — он раб бездумных бормотаний случайных добровольцев, успевших захватить в свои руки ярмо.

Звуча наудачу, речь писателя превращается в назойливое сотрясание воздуха. Слово утрачивает ясность, внутреннее содержание мысли ограничивается и суживается. Только один вопрос стоит вполне определенно: к чему растрачивается пламя души? Кого оно греет? на кого проливает свой свет?

Повторяю: несчастие в этом случае так глубоко, что никогда не остается бесследным. Я не говорю о себе лично, но думается, что всякий убежденный русский писатель испытал на себе влияние подобной изолированности. Всякий на каждом шагу встречался и с ненавистью, и с бесчестными передержками, и с равнодушием, и с насмешкой; редко кому улыбнулось прямое, осязательное сочувствие. Последнее так далеко затерялось в читательской массе, что лишь предположительно может ободрить писателя. Зато минуты подобного ободрения — самые дорогие в жизни.