Предмет: Литература, автор: Pomogite66666

перескажите третью главу повети "Рождественская песнь в прозе" ​

Ответы

Автор ответа: mvertaletcka
0

Ответ:

Строфа III. Второй дух

На второй день ровно в час пополуночи Скруджу явился дух нынешних Святок. Он повёл Скруджа по его городку с украшенными к Рождеству улицами, радостными нарядными людей, ломящимися от рождественских угощений полками магазинов. Везде царили изобилие и радость по поводу грядущего праздника.

Затем дух отвёл Скруджа к жилищу Боба Крэтчита — клерка, работающего в его конторе.

Боб Крэтчит — клерк, работающий в конторе Скруджа; беден, имеет многодетную семью

В большой, небогатой семье Боба царили веселье и ликование. Лишь однажды всеобщая радость нарушилась — когда Боб предложил тост за здоровье Скруджа. Его жена очень неохотно присоединилась к тосту, говоря, что только ради Рождества она пьёт за здоровье этого гадкого и бесчувственного скупца.

Это был первый за весь вечер тост, который члены семьи пили не от всего сердца. И тут Скрудж почувствовал жалость к бедному и больному сыну Боба, малютке Тайни-Тиму, которому дух предсказал смерть, если «будущее не внесёт в это своих изменений».

Тайни-Тим Крэтчит — маленький, больной сын Боба Крэтчита

Далее Скрудж и дух путешествовали по разным местам и смотрели, как празднуют Рождество рудокопы, рабочие маяка, на время забывшие о своих ссорах и невзгодах. Их лица были весёлыми, все желали друг другу счастливого Рождества. Наконец, дух отвёл Скруджа в дом его племянника, где уже начались весёлые игры и забавы.

Как прекрасно и целесообразно устроено всё на свете! Заразительны печали и болезни, но ничто так не заражает, как смех и весёлость.

Племянник единственный во всём городе не питал злобы к своему угрюмому и грубому дядюшке и, несмотря ни на что, от всего сердца желал ему счастливого Рождества, надеясь, что тот когда-нибудь подобреет и исправится. Сам Скрудж, невидимый для всех, с удовольствием наблюдал за весельем и забавами в доме племянника и даже захотел в них поучаствовать, но дух не дал ему на это времени, вернул Скруджа в его дом и исчез.

Объяснение:

Похожие вопросы
Предмет: Русский язык, автор: ущу

ребята помогите пожалуйста написать сжатое изложение твардовский текст внизу:

 

Трудно писать о человеке, с которым недавно расстался, которого любил, знал больше двух десятков лет, хотя дружба с ним была далеко не легка. Да, Твардовский не относился к людям, с которыми легко и просто. Но общение с ним, в каком бы настроении он ни был, всегда было интересным. Он никогда не старался казаться умнее, чем он есть, но почему-то всегда чувствовалось его превосходство, даже когда в споре оказывалось, что прав именно ты, а не он. Побежденным, как и большинство людей, признавать себя не любил, но если уж приходилось, то делал всегда это так по-рыцарски, с таким открытым забралом, что хотелось тут же отдать ему свою шпагу. Да, в нем было рыцарство, в этом сыне смоленских лесов, светлоглазом, косая сажень в плечах, умение отстаивать свою правоту, глядя прямо в глаза, не отрекаться от сказанного и не изменять в бою. Это навсегда привлекло меня к нему. Мы познакомились с ним почти сразу после войны. Обоим было тогда лет по тридцать пять. Но он уже ходил в знаменитых писателях, “Теркина” все знали наизусть, а я пришел к нему в кирзовых сапогах, в гимнастерке с заплатанными локтями и робко сел на краешек стула в кабинете. Некоторое время он внимательно и доброжелательно меня разглядывал, а это всегда смущает, потом огорошил вопросом: “Это что же, вы безопасной бритвой так ловко пробриваете усы или опасной?” Я растерялся, но вынужден был признаться, что да, безопасной. Он часто потом возвращался к этим злосчастным усам: “И вот так вот, каждое утро, перед зеркалом, железной рукой? И вот здесь, посередке, тоже? Ну-ну, очень неплохо надо к себе относиться, чтоб этим заниматься”. И пожал плечами... Вообще Трифоныч не прочь был иной раз смутить человека каким-нибудь неожиданным суждением или вопросом. Но в тот раз не думаю, чтоб он хотел как-нибудь задеть меня – весь вечер он был удивительно внимателен и заботлив. Просто он очень не любил, и не всегда мог это скрыть, людей, слишком много уделяющих себе внимания. Какие-нибудь красные носки или излишне пестрый галстук могли сразу же его настроить против человека. Вообще пошлость, в любых ее проявлениях, была ему противопоказана. Я видел, как на глазах терялся у него интерес к такому человеку. Я говорю сейчас обо всех этих мелочах не только потому, что из мелочей складывается целое, а потому, что именно сейчас, через каких-нибудь два месяца после того, как я его хоронил, Твардовский близок и дорог мне именно этими его черточками, его взглядом, иногда суровым, редакторским, а иногда таким добрым, даже детским, его улыбкой, замечанием, жестом. Может быть, с ним не всегда было легко дружить, но от одного сознания, что он есть, всегда становилось легче.