Предмет: История, автор: Girl645787448

почему в Средние века Германия и Италия остались раздробленными

Ответы

Автор ответа: vadim10z
0
раздробленность в средние века, и поэтому не участвовали в колонизации в эпоху великих географических открытий. Преодолев же раздробленность они увидели, что мир поделен, а им места нет, вернее колоний, а еще вернее — выгодных колоний. Борьба за них стала причиной первой мировой. 
Родина фашизма — Италия, объединенная в ходе гражданской войны, она получила парламент, где фракции так и не смогли объединиться. страна переживала кризис, что подогревало настроения масс, ждущих сильной руки. И она пришла в лице партии фашистов и ее лидера Муссолини. В общем-то это схожая ситуация, которую можно обнаружить в истории других стран. В том числе и Германии, где бедственное положение нации было создано грабительским Версальским договором, обрекавшим немцев на долголетнее рабство на пользу Франции и Британии, к тому же он унижал немцев, не позволяя создавать армию и флот. Поражение в первой мировой и падение империи породило чувство предательства среди немцев — ветеранов войны, они считали что их предали, и в первую очередь — те кто, кричал о демократии. Идеология национал — социалистов — сильное государство, сильная рука, которая наведет порядок и принесет стабильность и процветание, даже если надо поступиться правами, единство нации, сплоченность, мощь, сила, которая не позволит другим хозяйничать на родной земле. сходные взгляды в Италии — общее презрение и недоверие к многопартийной системе, системе парламентских болтунов. 
Немцы жаждали отмщения за Версаль, вряд ли их устроил бы мирный лидер. К сожалению, мудрого диктатора в Италии не нашлось (наподобие Франко в Испании).

просто,на их языке»фашио»,просто партия.Не более.А имя это стало нарицательным,за перегибы.Родина фашизма — Италия. Родина нацизма — Германия. Идеология: величие нации — спасение от паразитов. Идея не умерла до сих пор. Живет и в России. И будет жить очень долго. Пока будет деление на высшие расы (нации) и второсортные расы (нации)… Эта идея, есть реакция на субъективную реальность. Теперь нет деления на касты, на сословия. Все хотят быть равными высшей касте. Но должно быть отличие. И это отличие есть. И есть условия для возрождения латентного фашизма. И он давно возрожден. 
Похожие вопросы
Предмет: Математика, автор: SolomiaVulcin
Предмет: Литература, автор: маша19782002
Усный портрет одного из персонажей " толстый и тонкий"
На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флердоранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком – его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом – его сын.
– Порфирий! – воскликнул толстый, увидев тонкого. – Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!
– Батюшки! – изумился тонкий. – Миша! Друг детства! Откуда ты взялся?
Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. Оба были приятно ошеломлены.
– Милый мой! – начал тонкий после лобызания. – Вот не ожидал! Вот сюрприз! Ну да погляди же на меня хорошенько! Такой же красавец, как и был! Такой же душонок и щеголь! Ах ты, господи! Ну, что же ты? Богат? Женат? Я уже женат, как видишь… Это вот моя жена, Луиза, урожденная Ванценбах… лютеранка… А это сын мой, Нафанаил, ученик третьего класса. Это, Нафаня, друг моего детства! В гимназии вместе учились!
Нафанаил немного подумал и снял шапку.
– В гимназии вместе учились! – продолжал тонкий. – Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за то, что я ябедничать любил. Хо-хо… Детьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе… А это моя жена, урожденная Ванценбах… лютеранка.
Нафанаил немного подумал и спрятался за спину отца.
– Ну, как живешь, друг? – спросил толстый, восторженно глядя на друга. – Служишь где? Дослужился?
– Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое… ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству… Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось уже статский? А?
– Нет, милый мой, поднимай повыше, – сказал толстый. – Я уже до тайного дослужился… Две звезды имею.
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился… Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились… Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира…
– Я, ваше превосходительство… Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
– Ну, полно! – поморщился толстый. – Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства – и к чему тут это чинопочитание!
– Помилуйте… Что вы-с… – захихикал тонкий, еще более съеживаясь. – Милостивое внимание вашего превосходительства… вроде как бы живительной влаги… Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил… жена Луиза, лютеранка, некоторым образом…
Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.
Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «Хи-хи-хи». Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены.